Хоровой театр Бориса Певзнера

— Вы родились в Минске, учились в Краснодаре, работали в Ленинграде, Новосибирске, Тбилиси и вот уже 15 лет — в Москве. Это «охота к перемене мест»? — Скорее, так распорядилась судьба. Родился я действительно в Минске, потом — война, эвакуация, потом родители приехали в Москву, где я учился в Гнесинской семилетке на скрипке у замечательного педагога Владимира Рабея. Потом семья, спасаясь от сталинских репрессий по «делу врачей», подалась на юг, в Краснодар. Моя мама была медиком, а отец — одаренным музыкантом. Он окончил Гнесинский институт как хормейстер и в Краснодаре возглавил музыкальное училище, много сделав для культурной жизни города. Я же спустя некоторое время вернулся в Москву поступать (по стопам отца) в Гнесинский институт — к Клавдию Борисовичу Птице. Но после первых двух экзаменов решил, что не пройду, и... поехал в Новосибирск, где благополучно выдержал конкурс в консерваторию. — Вы учились и много лет работали рядом с Владимиром Мининым... — Мне вообще очень повезло с педагогами. И мой первый учитель — Павел Георгиевич Мирошниченко, соученик Данилина из Синодального училища, и Владимир Николаевич Минин — изумительные музыканты. Минин сформировал основы моего музыкантского мышления, принципы того, как работать с хором. Я окончил у него консерваторию, аспирантуру в Гнесинском институте, работал с ним в Ленинградской хоровой капелле как дирижер-хормейстер. А уже будучи доцентом Новосибирской консерватории, поступил в класс к Арнольду Михайловичу Кацу — увы, недавно ушедшему из жизни — не для того, чтобы менять профессию, а чтобы серьезно и профессионально заняться интерпретацией вокально-симфонических произведений. Это был один из самых счастливых периодов моей жизни. Арнольд Кац — огромного масштаба личность, выдающийся дирижер-интерпретатор и оркестровый педагог. У него ведь учились многие наши ведущие дирижеры, и я бы сравнил его школу с петербургской в лице Ильи Мусина. — После Новосибирска вы руководили Государственной хоровой капеллой Грузии, работали в Тбилисской консерватории, и вдруг — поворот в область камерного пения. В чем причина смены амплуа? — Для меня это не поворот, а движение вглубь. В России совершенно не развито вокальное ансамблевое музицирование. Назовите мне хоть один профессиональный квартет, квинтет? Практически единственным примером были ансамбли семьи Лисициан. Но дуэт Карины и Рузанны — вещь специфическая. Лакуна в этой сфере тем более заметна на фоне феноменально высокой инструментальной ансамблевой культуры. Русские трио, квартеты — великолепны. И хотя у молодых вокалистов есть предмет — вокальный камерный ансамбль, школы как таковой у нас не существует. В какой-то момент я почувствовал, что как дирижер хора исчерпал себя, перестал двигаться вперед. Для меня самым важным всегда была возможность предложить слушателям оригинальную интерпретацию, но при нынешнем состоянии хорового дела я мог только, так сказать, «озвучить» партитуру. Почему? У хора ведь есть свой предел из-за того, что в большинстве своем там поют «безголосые» певцы, не имеющие тембровой окраски голоса. В хоре практически погибает личность, а я хотел видеть перед собой не хориста, а солиста-ан-самблиста. — И вы создали хоровой театр? — Должен заметить, что сейчас словосочетание «хоровой театр» стало довольно привычным. А 15 лет назад это было принципиально новым явлением, да, собственно говоря, и термина такого не существовало. Как я уже говорил, у нас в стране не было полноценной традиции камерного вокального музицирования. Тем не менее мне удалось создать коллектив, в котором каждый певец должен был обладать уникальным и универсальным набором творческих качеств: быть ярким солистом, владеть искусством пения в ансамбле (любого состава), и к тому же с актерским талантом. Так что хоровой театр стал не только коллективом, ведущим активную концертную жизнь, но и своеобразной школой воспитания певцов. Счастлив, что многие артисты, начинавшие свой творческий путь в «Хоровом театре» (а иные из них и сегодня успешно с нами сотрудничают), сейчас выступают на таких оперных сценах, как Большой, «Новая опера», «Геликон-опера», за рубежом. — В чем же специфика «Хорового театра»? — Наше кредо — на основе традиционной камерной певческой манеры с ее эмоциональной и психологической глубиной, тонкой и филигранной отделкой деталей создавать не только и не столько традиционные концертные программы, сколько музыкально-сценические действа, где каждый исполнитель не безликий «голос из хора», но индивидуальность, неповторимая творческая личность. Коллектив же в целом предстает как художественный ансамбль солистов-виртуозов. У нас артисты владеют сценическим движением, и во многих программах нет «статической» интерпретации музыки. Но главная наша цель не «обыгрывание» сюжета; всё должно подчиняться (и ни в коем случае не помешать) законам музыкальной художественной логики. Поэтому мы тяготеем к воплощению на театральных подмостках хоровых концертов, рапсодий, сюит, то есть музыкальных циклов, объединенных внутренним сюжетом, единым художественным стержнем. Принципиально новый стиль исполнительства потребовал и создания абсолютно нового жанра — так в театре родился и совершенствовался не имеющий аналогов в мировой вокально-ансамблевой практике стиль и жанр — «Концерт в лицах». Все наши программы носят этот подзаголовок. — За 15 лет показано немало программ. Какую музыку вы поете? — Если перечислять всё — список был бы очень длинным. Это русская музыка, начиная с кантов эпохи Петра Великого. Концерт в лицах «Днесь Муси-кия» («Сегодня Музыка») потребовала кропотливой работы с архивами и совместного творчества с композитором Валерием Калистратовым, блестяще сделавшим транскрипции этой доселе малоиспол-няемой музыки. Им же специально для нас подготовлены и другие обработки: вот уже на протяжении многих лет в репертуаре так любимый широкой публикой «Сентиментальный салон», где совершенно по-новому и нетрадиционно интерпретированы русские городские романсы. Упомяну еще и фольклорный цикл «Сибирские песни». Часто обращаемся к музыке композиторов XX века — Шостаковича, Свиридова, к европейской классике, к народной музыке разных стран. Кстати, в следующем сезоне мы будем проводить абонемент в Международном Доме музыки, назвав его «Музыкальные меридианы», идеей которого стало желание представить (и сопоставить) музыкальные культуры мира: Италии («Итальянские мотивы») и Испании («Fiesta de Musica»); России (фольклорный концерт в лицах «Звонили звоны») и Грузии (потрясающий по красоте и сложности партитуры цикл современного композитора Кечакмадзе «Песни старого Тбилиси»); Америки (концерт в лицах «Радость-ритм») и традиционной еврейской музыки (специально для нас нижегородским композитором Э. Фертельмейстером написана рапсодия «Песни сердца»). Наконец, программы, с которых, собственно говоря, и начинался театр, — уже упомянутая «Днесь Муси-кия» и эпохальный для меня (в том смысле, что он был первым «Концертом в лицах») «Gross Quodlibet» (по мотивам немецкого фольклора) известного театрального композитора Г. Гоберника, с которым нас связывает длительная творческая и человеческая дружба. Поразительно, что по-прежнему существуют огромные пласты музыки неиспол-няемой или мало исполняемой, и это касается даже исследованных вдоль и поперек классиков, таких, скажем, как Шуман и Брамс. Так, например, в нашем недавнем концерте мы впервые в России исполнили вокальные квартеты Брамса, его же «Цыганские песни», а в другом отделении также неизвестные публике опусы Шумана — женские ансамбли, гениальный цикл «Испанские песни». Назову еще брамсовские «Песни любви» и «Новые песни любви» на стихи Даумера; мало кто знает, что его Рапсодия для альта, мужского хора и фортепиано на стихи Гёте ор. 53 была им задумана как «послесловие» к «Песням любви». И тогда понятна внутренняя симметрия, поскольку брамсовские «Новые песни...» тоже заканчиваются философской Lied на стихи Гёте. Мы, наверное, впервые воплотили замысел композитора в прошлом сезоне, а сейчас уже готов к выпуску диск с этой программой. Так что наш принцип составления программ — поиск и исполнение новой музыки, а ее можно найти и во вполне, казалось бы, изученном классическом наследии. Если же исполняются достаточно известные произведения, то мы стараемся открыть в них свежие, даже неожиданные грани, иногда соединяя вроде бы несочетаемые вещи. Вот концерт в лицах «Сатиры» Шостаковича. Здесь в одном пространстве логично существуют его «Сатиры» и «Антиформалистический раёк», но присутствие там же цикла «Из еврейской народной поэзии» привносит в первые два произведения еще и большую трагическую ноту, а сам цикл в финальных номерах оборачивается жуткой сатирой на лживую действительность. Такой контекст заставляет услышать знакомые вещи по-новому, как будто они исполняются впервые. — Ясно, что позволить себе столь разноплановую и практически безграничную репертуарную политику возможно, лишь имея в составе театра солистов, способных это исполнить на высочайшем художественном уровне. — Наше счастье, что практически каждому солисту театра можно дать превосходную характеристику. Не побоюсь длинного перечисления. Сколько ярких впечатлений — Лариса Лазарева в «Сатирах» Шостаковича, блестящая актерская и певческая работа баса Сергея Попова в «Антиформалистическом райке». Наталья Васильченко демонстрирует великолепную работу в цикле «Из еврейской поэзии». Также в лидерах ансамбля Наталья Попова, обладательница замечательного лирического сопрано. Об одной певице хочется сказать особо — меццо-сопрано Алла Васильченко в хоровом театре с момента основания. Обаятельная, редкая по музыкальным и человеческим качествам артистка — именно она исполнила «Рапсодию» Брамса на стихи Гёте (а в мире существует всего несколько записей этого во всех смыслах архисложного произведения). Горжусь тенором Андреем Кузневым, ныне приглашенным солистом в «Новую оперу». Очень талантлива и перспективна молодая Анастасия Согомонян, важная роль в театре у баса Ивана Барыкина, баритона Павла Диденко. Без каждого из них портрет театра был бы неполным. Но есть в театре музыкант, у которого особая роль, с которым сделаны все эти программы (и сольные, и ансамблевые) — это пианистка Елена Гречникова, которая работает со мной 12 лет. Представитель московской фортепианной школы (ученица Виктора Мержанова), она обладает огромным сольным репертуаром и в то же время полностью владеет спецификой вокала — этот редкий сплав и дает тот уникальный творческий результат, который характеризует наш театр в целом. Ей я абсолютно доверяю художественную сторону, она же выполняет роль педагога, и случись что со мной, я знаю, что она будет продолжать начатое мной дело. Роль пианистки у нас огромная: она ни в коем случае не аккомпаниатор, а еще один полноправный солист нашего ансамбля. — И традиционно — что в ближайших планах? — Планов необозримое количество. Очень хочется представить антологию камерных вокальных ансамблей. Поверьте, это огромный, совершенно неисследованный пласт, таящий в себе невероятное количество бриллиантовых россыпей. В этом сезоне мы благодаря Москонцерту смогли провести собственный фестиваль (совместно с оркестром «Времена года») «Ты, Моцарт, бог...». Хотелось бы сделать его регулярным. Планируем участие в фестивале во Франции, гастроли в Германии. И очень бы хотелось успеть все эти программы записать на диски — пока записаны «Днесь Мусикия», «Сентиментальный салон», «Богородичные песнопения». Беседовала Евгения КРИВИЦКАЯ Фото Ю. Вулиса